Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожалуй, я лучше закончу письмо и отправлю тебе, пока не упала духом окончательно. Мы с тобой два сапога пара, правда?
Лондон, 12 сентября 1891 года
Альва, моя смелая и честная подруга!
Наверное, я должна оплакивать наши с тобой судьбы, но я смеюсь! Вспомни, как мы были когда-то уверены в себе, убеждены, будто точно знаем, что делаем, и что наши поступки непременно приведут нас к спокойной и благополучной жизни. Как ты думаешь, то было проклятие юности или ее благословение?
Мне очень жаль, что в твоей жизни появилась такая проблема. Конечно, себя мне жаль больше, потому что у тебя хотя бы есть деньги, которые, в случае чего, могут защитить от жизненных штормов. Я же промокну до ниточки.
Не драматизирую ли я? Да, пожалуй, драматизирую. На самом деле я ведь устроилась неплохо – иметь друзей в высших кругах весьма выгодно.
Тебе стоит подумать о том, чтобы завести новых друзей. Или получать побольше пользы от старых.
Когда расписание твоей зимней поездки будет готово, вышли мне экземпляр – подумаем, где сможем повидаться. Хочешь, снова организую тебе прием при дворе? Хотя, с другой стороны, я бы больше хотела провести время с тобой наедине. Приезжай в Тандраги – будем сидеть перед камином и пить глинтвейн, чтобы согреться и забыть о том, что мы больше не упрямые самоуверенные девицы, планирующие выгодно выйти замуж и получать от жизни одни удовольствия.
А пока остаюсь
преданная тебе,
Когда Альва с семейством вернулась в Нью-Йорк после того, как они провели зиму в Италии, кучер на пристани встретил их с известием, что неделю назад умер Билл, старший сын Корнеля и Элис. На мгновение все застыли в ужасе. Потом Уильям произнес:
– Как это случилось?
– Брюшной тиф, сэр.
Консуэло расплакалась.
– Тиф? Кто-нибудь еще заболел? – ужаснулась Альва.
– Нет, мэм. Он вернулся из Йеля уже больным.
Уильям недоумевал:
– Но… тиф же лечится. Почему, черт возьми, он умер?
На это у Эрика ответа не было.
– Значит, мы пропустили похороны? – спросила Альва.
– Боюсь, что так.
– Вези нас сразу к брату домой, – приказал Уильям.
В карете Альва села между Вилли и Гарольдом, обняв мальчиков и устремив взгляд на Консуэло, точно это поможет ей защитить своих детей лучше, чем Элис – Билла или маленькую дочь.
Радость от поездки, наполнявшая ее, растворилась в сострадании. Пока она любовалась на старшего сына, как он бежит через Марсово поле и замирает, раскинув от радости руки, перед Эйфелевой башней, Элис умоляла докторов сделать хоть что-нибудь – сбить температуру, уменьшить боль, прекратить рвоту и кровотечение из кишечника, вылечить ее ребенка, ради всего святого! Почему он не поправился? От тифа уже почти никто не умирает – в особенности те, кто имеет возможность получить лучшее лечение! В особенности крепкие молодые люди. В особенности те из них, кто вот-вот должен примкнуть к рядам самых влиятельных людей в мире.
Пока в Тандраги Альва и ее любимая подруга сидели в креслах с подголовниками перед ревущим в камине пламенем, пьянея от смеха и вина, Элис сидела у кровати сына, смотрела на его порозовевшее от лихорадки лицо и думала о том, что, если она потеряет его, как потеряла любимую дочь, у нее больше не будет причин или сил улыбаться.
Корнелю и его жене, которым судьба подарила все блага, какие только можно себе представить, пришлось похоронить уже второго ребенка. Альва не стала бы оскорблять их вопросами, почему же они продолжают верить в Бога, несмотря на то, как он обходится с ними и их детьми. Она бы никогда не поставила под сомнение их веру, однако никак не могла понять, как им удается ее сохранить.
На протяжении нескольких недель в газетах много и пространно писали о несостоявшихся перспективах и пышных похоронах бедного юноши, а также о мужчинах семьи Вандербильт и их деньгах в целом. Из-за повышенного внимания к фамилии Альва с Уильямом получали письма следующего содержания:
«Мистер Уильям Вандербильт, я знаю, что вы добрый человек. Моя семья голодает. После смерти сына вы можете отдать другим больше денег. Прошу у вас 10 долларов или больше, если вы, как христианин, посчитаете это должным».
Хотя сын умер не у них.
Или еще:
«Мистер Уильям Вандербильт!
Теперь, когда вы унаследовали так много миллионов, вы не сможете отказать несчастной вроде меня. Пришлите что сможете. Мой муж без работы, а у нас на руках шесть детей, мой отец и двое братьев мужа, которые остались инвалидами после войны».
Хотя умер вовсе не отец.
Кто именно умер и кем он приходился остальным – значения не имело, важно было лишь то, что все они – Вандербильты и у них много денег. Такие письма приходили всем. Элис и Корнель их не открывали. Уильям прочел несколько штук и приказал дворецкому их сразу сжигать. Бессердечные, бесцеремонные люди… куда делось их сострадание? Любимый всеми мальчик умер, его родные скорбели! Вандербильты – не только персонажи газетных статеек и карикатур для развлечения публики. Они живые люди, и они страдали.
И все же, помня о том, что такое отчаяние и голод, зная, что ей надо на что-то отвлечься, чтобы облегчить боль утраты, Альва приказала доставить в церковь Святого Барта одежду и еду и отправилась туда вместе с детьми собрать коробки для нуждающихся.
Вернувшись домой, они увидели людей, стоящих на крыльце перед дверью. Две женщины держали на руках младенцев. Все выглядели уставшими и изможденными.
Кучер прокричал:
– Эй вы! Ну-ка с дороги!
Люди отошли, но недалеко. Пока кучер спускался с козел, люди закричали Альве, завидев ее в окошко кареты:
– Мэм, помогите нам!
– Пожалуйста, мы безработные. У вас найдется несколько долларов?
– Работы нету! Как мне кормить малыша?
– А у моего ребенка круп. Нам нужны деньги на врача.
Мимо проходил незнакомый Альве хорошо одетый джентльмен.
– Убирайтесь отсюда! – набросился он на людей. – Не смейте беспокоить эту леди своими жалобами! Если вам нужна помощь, идите в городскую администрацию!
Молодой человек с непокрытой головой и сальными волосами заявил:
– Они на еду для одной этой лошади тратят денег больше, чем я на всю свою семью. – Он указал на кучера: – Если они покупают своим слугам бархатные куртки, могли бы и нам чего подкинуть – да и вы тоже. Вы ведь разве что не подтираетесь долларами!
